42. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КАК РЕАЛЬНОСТЬ И КАК ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФСКОЙ РЕФЛЕКСИИ.
ЖИЗНЬ – специфическая форма организации материи, характеризующаяся единством трех моментов: 1) наследственной программой, записанной в совокупности генов (геном), т.е. в соответствующих последовательностях нуклеотидов дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК); 2) обменом веществ, специфика которого определяется наследственной программой; 3) самовоспро-изведением в соответствии с этой программой.
Код, с помощью которого записывается наследственная программа, универсален, так что все живые существа используют одну и ту же универсальную схему для кодирования, переноса (и перевода) информации и биосинтеза. В этих процессах преобладают два вида молекул: нуклеино-вые кислоты в качестве носителей «законодательного» начала и белки в качестве носителей «ис-полнительного» начала.
Геном (наследственная программа) организма может быть условно подразделен на консти-тутивный и факультативный. Под конститутивным геномом понимается сумма постоянно присут-ствующих в геноме структурных генов, кодирующих биологически активные макромолекулы (бел-ки и ферменты, рибосомную и транспортную рибонуклеиновую кислоту – РНК и др.) и главным образом обеспечивающих консерватизм наследственности, стабильность данной конкретной на-следственной программы, детерминирующей развитие и функционирование организма. Под фа-культативным геномом подразумевается та его часть, которая является лабильной, необязательной и содержит т.н. подвижные генетические элементы, способные изменять свое положение в геноме, «внедряться» в него или покидать «насиженные» места, а также многочисленные типы повторяющихся последовательностей ДНК, являющиеся гипервариабельными. Факультативный геном обеспечивает наследственную изменчивость генома: большая часть спонтанных (не вызван-ных какими-либо внешними воздействиями) мутаций (изменений генов) вызывается перемеще-ниями подвижных генетических элементов, а относительно частые количественные и качествен-ные изменения повторяющихся последовательностей ДНК могут индуцировать значительные функциональные сдвиги, порою приводящие к заболеваниям.
Таким образом, в основе жизни лежит определенная и достаточно сложная генетическая программа, которая реализуется через обмен веществ, метаболизм, как второй необходимый эле-мент любой формы жизни. Только постоянно используя приток свободной энергии, система может непрерывно обновляться и этим тормозить свое нисхождение в состояние термодинамического равновесия, которое Э.Шредингер назвал состоянием смерти. Свойственный процессам жизни ди-намический порядок может поддерживаться только за счет постоянной компенсации производства энтропии.
Наконец, молекулы и специфические упорядоченные надмолекулярные образования, воз-никшие благодаря межмолекулярным взаимодействиям, имеют ограниченное время жизни из-за теплового движения. Чтобы не потерять накопленную в них информацию, они должны успевать до своего распада построить хотя бы одну идентичную копию, содержащую план строения и функ-ционирования исходной структуры. Следовательно, основывающаяся на реализации наследствен-ной программы жизнедеятельность не затухает благодаря процессу самовоспроизведения, проте-кающему по плану, записанному в наследственной программе, вследствие чего потомки обретают те черты организации и функции, которые были присущи предкам.
По вопросу о происхождении жизни на Земле существуют три гипотезы: 1) гипотеза естест-венного зарождения жизни, 2) гипотеза заноса жизни из Космоса, 3) гипотеза о сотворении живого. Предпочтение той или иной гипотезы в большей степени связано с верой, нежели со знанием, поскольку ни одна из них не обеспечена необходимым и достаточным для доказательства научной истинности фактическим материалом. Одну из основных сложностей при построении первой ги-потезы составляет недостаточность надежных сведений о состоянии планеты в период «зарожде-ния» жизни. Более того, представления об условиях, существовавших на ней в момент такого «за-рождения», постоянно меняются, а от этого зависит формулировка конкретной схемы возникно-вения живой системы, которая, следовательно, также с каждым новым открытием неузнаваемо изменяется, нередко на прямо противоположную. Противоречивость подобных взглядов служит существенным препятствием для создания убедительной концепции происхождения жизни. Кроме того, обычно не учитывается специфика организации живых систем, заключающаяся в том, что они не могут возникать последовательно и постепенно, потому что каждая из составляющих их частей сама по себе бессмысленна: напр., рибосома, клеточный органоид, участвующий в синтезе белка, характеризуется сложной структурой, состоит из многих (нескольких десятков) компонентов, строго «привязанных» один к другому, она имеет «смысл» только как единое целое. Тем не менее жизнь на Земле появилась очень рано – первые живые существа ок. 4,25 млрд лет назад. Механизмы фотосинтеза возникли 3,7–2,5 млрд лет назад, достаточно сложные живые организмы (эукариоты) – 1,6–1,35 млрд лет назад. Поэтому многочисленные «эскизы», рисующие картину постепенного возникновения живой системы из неживой (в какую бы математическую форму они ни облекались), носят чисто спекулятивный характер. Возможность экспериментального образо-вания некоторых компонентов, из которых построены живые организмы (аминокислот, азотистых оснований, углеводов, нуклеозидов, нуклеотидов, липоидов), вовсе не доказывает гипотезу естест-венного зарождения жизни. Во-первых, эти компоненты не возникали естественным путем, а были получены на основе разумно спланированных опытов в лабораторных условиях, а во-вторых, дистанция от этих компонентов до живой материи слишком велика, чтобы из результатов подобного рода опытов можно было делать какие-то далеко идущие выводы. Фактически они даже не приоткрывают завесы над тайной возникновения жизни на Земле, и в плане решения данной про-блемы абсолютно бесперспективны.
Концепция занесения живого из Космоса не объясняет происхождения жизни, но лишь отодвигает ее решение в другую плоскость и в другую точку Вселенной. Некоторые авторы (напр., астроном из Индии Викрамасингхе) предполагают, что Космос испокон веков наполнен простей-шими формами жизни, распространяющимися в разные его «регионы» и достигшими в силу не-известных обстоятельств нашей планеты. Но взгляды такого рода могут быть приняты лишь как вера и в определенном смысле эквивалентны третьей гипотезе. В связи с этим российский палео-нтолог Б.С.Соколов считает, что более правильным и точным было бы говорить не о происхожде-нии, а о появлении жизни на Земле. Вопрос о том, как она появилась, остается открытым.
В то же время является несомненным, что различные формы живого после своего появле-ния претерпели процесс эволюционных преобразований. Об этом свидетельствуют данные палео-нтологии, указывающие на тот факт, что в различных пластах земной коры обнаруживаются суще-ственно отличающиеся друг от друга останки живых существ и, следовательно, разные периоды существования Земли характеризовались сменой флоры и фауны. И хотя механизмы эволюцион-ных преобразований исследованы недостаточно и во многом остаются нерасшифрованными, сам факт их существования можно считать доказанным.
СМЕРТЬ – прекращение жизни, естественный конец единичного живого существа или на-сильственное умерщвление не только индивидов, но и целых видов животных и растений в силу экологических катастроф и хищнического отношения человека к природе. Поскольку человек, в отличие от других живых существ, сознает свою смертность, смерть выступает для него как консти-тутивный момент его жизни и мировоззрения. В этом плане  – с точки зрения осознания факта и смысла смерти как завершающего момента человеческой жизни – смерть гл.о. и рассматривалась философией.
Отношение к смерти во многом определяет формы религиозных культов. Напр., для древ-них египтян земное существование человека выступает как подготовка к загробному бытию. Отсю-да – культ мертвых, построение и украшение гробниц, жилищ мертвых, искусство бальзамирова-ния и т.д. На Востоке «обживание» факта смерти выражается в культе предков: древние японцы верили в то, что человек после смерти продолжает существовать в своих потомках и только при отсутствии их умирает окончательно. По мере ослабления родственных и общинных связей смерть все больше переживается как неотвратимая собственная смерть, и культ предков держится не столько на непосредственном чувстве, сколько на традиции. Тем не менее даже в наше время воз-никают попытки преодолеть трагизм смерти с помощью возрожденного культа предков (напр., идея воскрешения мертвых отцов средствами современной науки у Η.Φ.Федорова).
В большинстве древних культур отношение к смерти имеет эпический характер (важное исключение составляет аккадский эпос о Гильгамеше, ранняя версия которого относится к 2-му тысячелетию до н.э., а наиболее полная – к 7–6 вв. до н.э.). Иное, трагическое отношение к смерти возникает в т.н. «осевую эпоху» (Ясперс) и характерно для новых религий – буддизма в Индии, зороастризма в Иране, иудаизма (особенно эпохи пророков), даосизма в Китае, религиозно-философского движения в Греции 7–4 вв. до н.э. (в частности у орфиков и пифагорейцев).
Эти духовные явления свидетельствовали об обострившемся чувстве личного бытия. В ан-тичности одной из попыток преодолеть страх смерти было учение Сократа, который, согласно Платону, считал, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью» («Федон», 64 А). Платон воспринял орфико-пифагорейское представление о том, что смерть есть отделение души от тела, освобождение ее из «темницы», где она пребывает в своей земной жизни. Душа и тело изначально принадлежат двум разным мирам – душа происходит из вечного и неизменного мира идей, куда она и возвращается после смерти тела, последнее же превращается в прах и тлен, которому оно с самого начала принадлежало. Учение Сократа, Платона, неоплатоников о бессмертии души впоследствии, хотя и в преобразованном виде, вос-принимается христианством и на многие века становится определяющей традицией в европейской жизни.
Другое отношение к смерти складывается в стоицизме и особенно в эпикурействе. Стремясь, как и Сократ, освободить человека от страха смерти, стоики указывают на ее всеобщность и естественность: все вещи в мире имеют конец, и это так естественно, что неразумно бояться смерти. Эпикур приводит такой довод: смерти не следует страшиться, ибо человек с ней «не встречается»: когда человек есть, смерти нет, а когда приходит смерть, человека уже нет, поэтому смерти не существует ни для живых, ни для умерших. Несмотря на то, что по своему содержанию платонизм и эпикурейство противоположны, их объединяет специфически греческий рационализм в самом подходе к факту смерти, связанный с пониманием бытия как вечно равного се-бе космоса.Последний или пребывает в неподвижности, как у элеатов или Платона, или совер-шает циклические изменения в вечно повторяющемся ритме (Гераклит, стоики). Поэтому опору для человека перед лицом смерти греческая философия ищет или в вечности самого круговорота бытия (учение о переселении душ, см. Метемпсихоз), или в сознании роковой неизбежности этого круговорота, в смиренном и разумном приятии его естественности и неотменимости. «Нельзя быть счастливым, когда желаешь того, что невозможно... ...Кто желает невозможного, тот раб и глупец, восстающий против своего хозяина –Бога. Хозяин наш желает, чтобы мы были счастливы; но для этого мы должны помнить, что все родившееся должно умереть...» (Эпиктет. В чем наше благо? – Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1995, с. 217).
По-иному осмысляется факт смерти в иудаизме и христианстве. В Ветхом Завете, правда, присутствует характерное для древних культур отношение к смерти как завершению пути конеч-ного существа: так воспринимается смерть патриарха Авраама: «И скончался Авраам, и умер в ста-рости доброй, престарелый и насыщенный жизнью, и приложился к народу своему» (Быт. 25.8). Но поскольку человек понимается здесь не как природное, а как сверхприродное существо, ведущее диалог с Богом, то появляется и новое отношение к смерти как каре, постигшей человека вследствие грехопадения: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих» (Прем. 1.13), «Бог создал человека для нетления..., но завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем. 2. 23–24). Смерть, т.о., указывает на присутствие греха в тварном мире: по отношению к грешникам смерть есть не просто их естественная участь, но наказание за грехи. Стремление преодолеть бессмыслен-ность вечного природного круговорота приводит – особенно в позднейших книгах Ветхого Завета, у пророков – к возникновению веры в грядущее эсхатологическое царство, когда «поглощена будет смерть навеки, и отрет Господь Бог слезы со всех лиц, и снимет поношение с народа своего по всей земле» (Ис. 25.8). Человек, т.о., не может спасти себя от смерти, это под силу только Богу. Христианство заимствует от иудаизма отношение к смерти как наказанию за человеческую гре-ховность. В Новом Завете обостряется драматическое переживание смерти как конца личного бы-тия, и в центре оказывается тема спасения человека – преодоление смерти Богочеловеком Хри-стом, своей крестной смертью искупившим грехи человечества и чудом своего воскресения поло-жившим конец господству смерти. Поскольку люди «причастны плоти и крови, то и Он также вос-принял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, т.е. диавола и избавить тех, которые от страха смерти чрез всю жизнь были подвержены рабству» (Евр. 2.14–15). Христос стал «первенцем из мертвых» (Откр. 1.5), и в этом залог бессмертия и воскресения во плоти для всех верующих христиан. Чудо воскресения Христа, неприемлемое для иудаизма, соединило в себе вет-хозаветный супранатурализм с напряженным переживанием конечности человеческого существо-вания на рубеже старой и новой эры.
Вместе с процессом секуляризации, начавшемся в эпоху Возрождения и углубившемся в эпоху Просвещения, складывается пантеистическое мировосприятие, опирающееся отчасти на ан-тичную философию, особенно неоплатонизм и стоицизм, а отчасти на оккультно-магическую и гностико-герметическую традицию (Г.К.Агриппа, Парацельс, Дж.Бруно). Пантеизм, реализовав-шийся в учениях Спинозы, Фихте, Гегеля, Гете и др., ведет к отрицанию трансцендентности Бога и христианского понимания смерти как перехода из имманентного в трансцендентный мир. Смыка-ясь с Просвещением, пантеизм перемещает центр тяжести с веры на разум. По словам Спинозы, «человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размыш-лении не о смерти, а о жизни» (Избр. произв., т. 1. М., 1957, с. 576).
В 18–19 вв. развитый пантеистической философией принцип имманентизма с его перене-сением смыслового центра на посюсторонний мир трансформировался Просвещением в идею про-гресса, развитую в двух вариантах – позитивистском (Конт, Спенсер) и идеалистическом (Фихте, Гегель). Идея прогресса соединила в себе иудаистски-христианское понимание мира как истории, движения к будущему, через которое получает смысл настоящее, с пониманием мира как природы, а человека – как принадлежащего этому миру чувственного существа, наделенного разумом. Кри-зис этой идеи привел к распадению слившихся в ней тенденций: с одной стороны, в лице Шопен-гауэра, Ницше, Эд.Гартмана и др. восторжествовал натурализм, с другой – устремление к ранне-христианской традиции (Кант, Кьеркегор, К.Барт). Первое направление, опиравшееся на позити-визм и философию жизни, тяготело к «дионисийству» с его культом эроса и смерти, выступав-шей в конечном счете как завершающий момент вакхического восторга и окончательного слияния с темной праосновой бытия. Шопенгауэр, правда, признав бытие темной стихией иррациональной воли, отверг его и увидел единственный для человека выход из бесконечного бега по кругу вожде-лений и страданий неутоленной воли в отказе от участия в круговороте жизни и погружении в нирвану небытия. Напротив, Ницше полностью принял жизненную стихию во всей ее ничем не сдерживаемой мощи, отбросив как губительную иллюзию не только веру в потусторонний мир, но и моральные ценности, сковывающие энергию сильной личности – «сверхчеловека». Ницшеанское мироощущение воспроизводится в 20 в. – в разных вариантах – Шпенглером, Ортегой-и-Гассетом, Сартром, Камю и др. Другая ветвь натуралистического направления развивается фрейдизмом (в большей степени акцентировавшим, однако, позитивистский мотив), в основе которого лежит интуиция внутренней связи эроса и смерти.
Противоположным этому направлением, выделившимся с ослаблением веры в прогресс, оказалась христианская традиция, по большей части протестантской ее ветви. Эта традиция пред-ставлена диалектической теологией (К.Барт, Р.Бультман, П.Тиллих), немецким и русским вариантами экзистенциализма(ранний М.Хайдеггер, К.Ясперс, Л.Шестов, Н.А.Бердяев), а так-же М.Бубером, Г.Марселем и др. Опираясь на Кьеркегора, представители этого направления пы-таются вернуться к раннему христианству (а Шестов и Бубер – к Ветхому Завету), позволявшему человеку переживать свою смерть как религиозное таинство соединения трансцендентного (боже-ственного) и имманентного (человеческого). Хотя смерть и выступает как нечто абсурдное для че-ловека, руководящегося разумом «мира сего», но это не абсурд Камю и Сартра: он возникает не от бессмысленности бытия, а от трансцендентности и скрытости его смысла от человека. Познать его нельзя, в него можно только верить. Между двумя мирами нет моста, и от одного к другому можно только прыгнуть, не зная наперед, не провалишься ли при этом в «пропасть».
Среди философов 20 в., рассматривавших смерть как важнейший конститутивный момент человеческого сознания и человеческой жизни вообще, необходимо особенно выделить М.Шелера и Хайдеггера. Шелер попытался применить метод феноменологии, чтобы показать, как в имма-нентном мире сознания переживается «трансценденция», т.е. как смертность человека, его конеч-ность определяет всю структуру его теоретического мышления, его созерцания и деятельности. В качестве момента, конституирующего сознание человека, Шелер берет не сам эмпирический факт смерти, а переживание его на протяжении всей человеческой жизни (см. M. Scheler. Schriften aus dem Nachlaß, Bd. 10. В., 1957, S. 12). Тезис Шелера о том, что только вернувшись к существованию перед лицом смерти, человек обретает и смысл жизни, освободившись от ложных целей и дея-тельности, которой наполняет его жизнь индустриальная цивилизация, выступает у Хайдеггера в учении о «подлинном» существовании человека – перед лицом смерти, и «неподлинном», при ко-тором человек погружается в мир безличного «man», где умирают другие, но никогда – он сам, получая иллюзию бессмертия и «забывая» о смерти как последней возможности человеческого существования (М. Heidegger. Sein und Zeit. Tüb., 1960, S. 237). Указывая на то, что человек как ко-нечное существо есть «бытие-к-концу», «бытие-к-смерти», Хайдеггер, однако, дистанцируется от Шелера, укореняющего человеческую личность в надмирном Боге: «заброшенный» в мир, человек перед лицом смерти у Хайдеггера предельно одинок. И не случайно ранние работы Хайдеггера были истолкованы в атеистическом духе французскими экзистенциалистами – Сартром и Камю.
Тема смерти занимает важное место в русской литературе, поэзии и религиозной филосо-фии 19–20 вв. – в творчестве Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, В.С.Соловьева, С.Н.Трубецкого, С.Н.Булгакова, Л.Шестова и др. Нельзя не отметить, что творчество Толстого (особенно его «Смерть Ивана Ильича») оказало сильное влияние на немецкую и французскую мысль 20 в. и, в частности, на осмысление смерти как конститутивного момента человеческого сознания.