5. ПРОБЛЕМА МАТЕРИАЛЬНОГО В СТАНОВЛЕНИИ И СТРУКТУРЕ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

МАТЕРИАЛЬНОЕ (от лат. materialis – вещественный) – состоящее из материи. Первые философы понимали материю как простейший субстрат мира, а материальным называли то, что состоит из него. Однако все попытки найти этот первосубстрат не увенчались успехом. Материаль-ным стали называть все, что существует вне и независимо от сознания субъекта. Такое определение материального называют феноменологическим. Материальное в этом смысле включает не только предметы, самостоятельно существующие в пространстве-времени, но и их части, а также признаки (свойства и отношения). Материальным называют также мир в целом, включающий и человеческое сознание, но трактуемый как не зависящий ни от какого предшествующего ему и порождающего его сознания (Бога, духа, идеи и т.д.).
МАТЕРИЯ – понятие древнегреческой, затем всей европейской философии. Играет важ-ную роль в онтологии, натурфилософии, теории познания. Имеется во многих, но не во всех сис-темах европейской философии. Основные значения понятия материи: 1) субстрат, «подлежащее», «то, из чего» (Аристотель) возникают и состоят вещи и Вселенная; 2) бесконечно делимый конти-нуум, пространство, «то, в чем» (Платон), или протяжение (Декарт); 3) принцип индивидуации, т.е. условие множественности (Платон, Аристотель, Прокл, Лейбниц); 4) вещество, или тело, обла-дающее инертностью, т.е. массой, и непроницаемостью, т.е. упругостью или твердостью (античные стоики, новоевропейские материалисты). Противопоставляется материя духу, разуму, сознанию, форме, идее, благу, Богу, актуальному бытию (как чистая потенция), или, напротив, вторичным явлениям сознания как подлинное, объективное, первичное бытие. На этой оппозиции основыва-ется идеологическое значение понятия материи и противостояние материализма и идеализма.
Термин «материя» – латинская калька древнегреческого слова «ὕλη» («ὕλη» первоначально означало «лес», древесину как строительный материал; лат. materia – также первоначально «дубовая древесина, строевой лес»). В философию термин «ὕλη» впервые введен Аристотелем, ла-тинский перевод «materia» – Цицероном. Аристотель употребляет термин «ὕλη» – материя, изла-гая взгляды своих предшественников. По его утверждению, «первоначало всего», о котором учили большинство философов-досократиков, есть именно материя (вода у Фалеса, воздух у Анаксимена, беспредельное у Анаксимандра, огонь у Гераклита, четыре элемента у Эмпедокла, атомы у Демок-рита): «Большинство первых философов считало началом всего одни лишь материальные начала, а именно то, из чего состоят все веши, из чего как первого они возникают и во что как в последнее они, погибая, превращаются» (Метафизика, 983 b5–9). С материей отождествляет он и «третье на-чало» Платона, «хору» − пространство. Эту традицию продолжает ученик Аристотеля Феофраст, а затем все древние доксографы и новые историки философии.
Учения первых греческих натурфилософов одно время объединяли под названием «гило-зоизма», т.е. «живоматериализма», дабы подчеркнуть отличие их представления о перво-материи как живом и отчасти разумном начале от механистического материализма нового времени. Неред-ко такой гилозоизм характеризовался как переходная ступень от мифа к логосу, от религиозного мировосприятия к рациональной философии. В первоначалах досократиков видели развитие кос-могонических мифов Передней Азии. Однако сами натурфилософы сознавали себя не продолжа-телями, а прямыми оппонентами традиционной мифологии: критика общепринятых религиозных воззрений как бессмысленных и безнравственных составляет полемический пафос ранних досо-кратиков. Главное их стремление – утвердить мир на единой незыблемой, вечной основе, и именно в качестве такого вечного, всеохватывающего начала выступает у них материя; более того, она – живая, движущая и организующая, всемогущая божественная сила. Она обеспечивает единство и стабильность космоса, неизменность и непреложность его законов – то, чего не могли обеспечить враждующие, преходящие и слабые божества традиционной мифологии. Фалесовская вода порож-дает и объемлет все космические элементы; «беспредельное» Анаксимандра – божественно и не-преходяще, обеспечивает неизменность и постоянство круговорота возникновении и уничтожении в мире; Анаксименовский воздух все проникает, животворит и движет. При этом материальному первоначалу приписывается правильное, закономерное движение (напр., разрежение и сгущение у Анаксимена). У Гераклита первоматерия – огонь, вечный, живой и подвижный, он отождествляется с мировым законом, мерой, или разумом – Логосом, обеспечивающим единство противоположностей.
Эмпедокл, Анаксагор и Демокрит вводят понятие материи как одновременно единой и множественной: четыре элемента Эмпедокла, вселенская смесь частиц Анаксагора, атомы Демок-рита.
Учение Платона о материи можно рассматривать как решение проблемы: как обосновать сосуществование множественного эмпирического мира и изначально единого, неизменного и умопостигаемого бытия. Если подлинное бытие – первообраз, а эмпирический мир – его подобие или отражение, то необходимо должно быть нечто, в чем отражается первообраз, что обусловливает отличие от него отражения, и тем самым существование числового множества, движения и из-менения. Есть два вида, – рассуждает Платон в диалоге «Тимей», – с одной стороны, «то, что всегда есть и никогда не возникает, с другой – то, что всегда возникает, но никогда не существует. Первое постигается умом и мышлением и всегда тождественно себе; второе – неразумным чувством и мнением, оно всегда рождается и погибает, но никогда не существует в действительности» (27 d – 28 а). Однако необходимо допустить и «третий вид», непостижимый ни уму, ни чувствам, – нечто «темное и дремучее», о чем мы можем лишь догадываться путем «незаконного умозаключения». Этот третий вид – пространство, или материя – служит местом и средой, в которой возникают и гибнут эмпирические вещи, их «матерью», «кормилицей» и «восприемницей», тем «воском», на котором запечатлеваются оттиски вечно сущего; эти оттиски и составляют наш эмпирический мир. Третий вид непреходящ, ибо не возникает и не погибает; но в то же время он и не существует, ибо совсем непричастен бытию. Он не тождествен себе, ибо не обладает никакими свойствами, сущностью или смыслом, и потому же он – не изменчив, ибо в нем нечему изменяться. Если под-линное бытие проявляет себя в эмпирии в виде смысла и целесообразности, законов природы и космоса, обеспечивающих гармонию, порядок и сохранение, то «третий вид» проявляется как «не-обходимость» – мировая энтропия. Т.о., то, что называется в новое время «законами природы», распадается для Платона на две части: собственно законы, проявление единого мирового разума, источника бытия, и проявления материи, «необходимости», источника тленности и несовершен-ства. Не обладая никакими качественными характеристиками, платоновская материя наделена одним потенциальным свойством: она способна к математическому структурированию. По описа-нию Платона, когда подлинное бытие отражается в материи, возникает множество треугольников, равносторонних и прямоугольных равнобедренных, которые затем упорядочиваются в пять видов правильных многогранников; каждый из пяти видов соответствует одному из первоэлементов: тетраэдр – огонь, октаэдр – воздух, икосаэдр – вода, куб – земля, а додекаэдр – элемент неба (впо-следствии пятый элемент, quinta essentia, был назван «эфиром» и считался особо тонким живым огнем, из которого состоит небесная сфера и все небесные тела). Материя, в которой существуют эти геометрические фигуры и тела, называется у Платона «пространством» (χώρα τόπος), но мыс-лится не как реальное пустое пространство, а скорее как математический континуум. Его главная характеристика – «беспредельность» (τὸ ἄπειρον), не в смысле бесконечной протяженности, а в смысле абсолютной неопределенности и бесконечной делимости. Такая материя выступает, прежде всего, как принцип множественности, противостоящий единому бытию. Платона не занимает очевидное затруднение: как объяснить переход от чисто математических конструкций к телам, об-ладающим массой и упругостью.
Аристотель разрабатывает свое понятие материи. Как ученик и последователь Платона, он принимает, что предметом истинного, научного знания может быть лишь единое, неизменное бы-тие – идея, или форма (εἶδος, μορφή). Но относительно эмпирического мира он расходится с Пла-тоном, не соглашаясь признать ни иллюзорности его существования, ни его непознаваемости. Одна из главных задач аристотелевой метафизики – обосновать реальность эмпирического мира и возможность науки физики, т.е. достоверного знания об изменчивых вещах. Такая постановка проблемы не позволяет принять досократовское представление о материи как об определенном наборе первоэлементов, где возникновение и изменение мыслится как результат чисто количест-венных комбинаций этих элементов. Подобное представление лишь отодвигает проблему – вопрос о происхождении самих первоэлементов остается открытым. Аристотель избирает другой путь – релятивирует платоновский принцип множественности, делает материю относительной. Плато-новская материя выступает прямой противоположностью вечному бытию (идеям) как небытие; божественному принципу единства – как принцип множественности; идеям как источнику опре-деленности – как «беспредельность» и бесконечность, идеальному Уму – как бессмысленная «не-обходимость». Для Аристотеля материя – тоже небытие, беспредельность, лишенная целесообраз-ности необходимость, однако главная ее характеристика иная: материя – это то, что ничему не противоположно, материя – это всегда субъект, бескачественное подлежащее (ὑποκείμενον) всех предикатов (форм). Материя, по Аристотелю, всегда есть материя чего-нибудь, и понятие материи имеет смысл лишь для пары соотнесенных предметов. Способ познания материи – аналогия (про-порция). Как бронза является материей для статуи, так четыре первоэлемента (земля, вода, воздух, огонь) – материя для бронзы, а невоспринимаемая для чувств и разума первоматерия – материя для четырех элементов. В том же соотношении находятся, напр., живое существо, или душа, и его материя – тело; физическое тело и его материя – четыре элемента и т.д. Это значит, что статуя по сравнению с бронзой, или живое существо по сравнению с неодушевленным телом содержит некий дополнительный элемент – Аристотель называет его тем же словом, каким Платон называл свои вечные идеи – εἶδος, форма. Другая же составная часть всякого существа или вещи, та, что подлежит оформлению и структурированию, и есть ее материя. При этом материя вовсе не должна существовать независимо от вещи и прежде нее, как в частном случае с бронзой и статуей; так, душа (т.е. одушевленность, жизнь) и тело живого существа не существуют ни до, ни отдельно друг от друга. Аристотель уточняет свое понятие материи в трех важнейших аспектах: с точки зрения ее способности к изменению, бытия и познаваемости. Говоря об изменении, возникновении или ста-новлении чего-либо, необходимо, согласно Аристотелю, различать то, что становится, и то, чем оно становится. Первое и есть материя, второе – форма, или «составное», т.е. то, что состоит из материи и формы (таковы, по Аристотелю, все сущие вещи и существа за исключением Бога – веч-ного двигателя, который есть чистая «форма форм» и материи непричастен). Первоматерия, слу-жащая материей для всего сущего, сама не есть сущее. Материя – это небытие, τò μὴ ὄv. Однако поскольку материя понятие относительное, то она – не просто небытие вообще, а небытие чего-то, той вещи, которая может возникнуть именно из этой материи при воздействии определенных причин (действующей, формальной и целевой). Следовательно, всякая материя – это определен-ная вещь (τόδε τι) в возможности (δυνάμει). Соответственно, и первоматерия, лежащая в основе мироздания, – это не чистое небытие, а потенциальное бытие, τò δυνάμει ὄv. Первая материя суще-ствует только в составе данной вселенной, а не сама по себе, следовательно, другой вселенной, не-жели наша, быть не может. С точки зрения познания, материя, как не обладающая ни одним из определений того предмета, для которого она служит материей, есть нечто неопределенное (ἀόριστον, ἄμορφον). Поэтому материя сама по себе непознаваема ни теоретически, ни эмпириче-ски. О ее существовании мы заключаем лишь путем аналогии. Благодаря такому понятию материи Аристотель может объяснить все процессы возникновения, изменения и движения как процессы реализации заложенной в вещах предрасположенности к принятию той или иной формы, как ак-туализацию потенций или, что то же самое, как оформление и переоформление материи. Аристо-телевское понятие материи, т.о., не обозначает определенный предмет, напр., первовещество, а является импликацией научной программы: при исследовании всякой эмпирически данной вещи или класса вещей и явлений ставится вопрос, что именно должно рассматриваться как материя этой вещи и какими именно действующими и формально-целевыми причинами обусловлена ак-туализация этой материи. В рамках такой программы возможно построение рационального науч-ного естествознания, которое должно носить квалитативный характер. Научной программой слу-жило и платоновское понятие материи как пространства, принципа множественности и математи-ческого континуума. Соответственно, и естествознание, разработанное на основе платоновской программы, должно было носить математический характер. Именно поэтому современные физики рассматривают Платона как своего предтечу.
После Аристотеля в эпоху эллинизма понятие материи разрабатывается в школах стоиков и неоплатоников. Стоики сводят все сущее к материи, неоплатоники, наоборот, к идее-форме, что позволяет теоретически дедуцировать мироздание из одного источника. Для стоика бытие – едино; все, что существует, составляет вселенную (τò πᾶν, universum), космос, который поэтому тоже един и единствен. Главный признак бытия – способность действовать и испытывать воздействие. Такой способностью обладают только тела. Следовательно, существуют только тела. Телом стоики считают не всякую вещь, воспринимаемую чувствами (как Платон), но лишь предметы, обладающие упругостью (твердостью, непроницаемостью) и ὄγκος – трехмерным объемом и тяжестью. Бог, душа и качества предметов, по стоическому учению, тоже телесны. Напротив, пространство, время, пустота, значения слов и понятий – не тела; они представляют собой «нечто» (τι), но не существуют в действительности. Раз пустоты нет, то вселенная есть физический континуум, следовательно, всякое тело может до бесконечности делиться на тела. Материя, согласно стоическим воззрениям, телесна, едина, непрерывна и представляет собой единственное сущее. Такая теоретическая систе-ма стройна и последовательна, но мало пригодна для объяснения эмпирической действительности. Она нуждается в уточнении – и стоицизм, слегка видоизменив, включает в свою систему пла-тоновско-аристотелевское учение о взаимодействии материи и формы. Поскольку существовать – значит действовать и претерпевать воздействие, постольку внутри сущего – материи – можно раз-личить две части, или два начала (ἀρχαί): действующее и страдающее. Пассивная часть материи, способная гл.о. к страданию, выступает в качестве подлежащего (ὑποκείμενον) и есть материя в уз-ком смысле слова. Она представляет собой бескачественное тело (ἄποιον σῶμα), или бескачествен-ную сущность (ἄποιον οὐσία), она инертна (бессильна – ἀδύναμος) и неподвижна, но вечна – не воз-никла и не подлежит разрушению, сохраняя неизменным свое количество. В ней и на нее действует активная часть материи – Логос, которого стоики зовут еще «Богом, Умом, Провидением и Зевсом». Эта воплощенная Сила, божественный Разум, представляет собой теплое газообразное тело, состоящее из смеси тончайших частиц теплого воздуха и огня, и называется «дыханием» – πνεῦμα (лат. spiritus). Механизм взаимодействия пневмы и инертной первоматерии стоики объясняют с помощью учения о «всецелом смешении» (διόλου κρᾶσις). При смешении различных компонентов вселенского континуума могут возникать абсолютно гомогенные смеси: при отделении сколь угод-но малой части этой смеси, в ней будут наличествовать все компоненты. Пневма – самый тонкий из элементов, смешана повсюду с частицами косной пассивной материи. Функции пневмы у стоиков – те же, что функции формы-идеи у Платона и Аристотеля: она сообщает пассивной части материи порядок и структуру, обеспечивает цельность и единство космоса и каждой вещи в нем. Она же является источником изменения и движения. Однако взаимодействие упорядочивающего и пассивного начал объясняется у стоиков чисто физически: будучи силой, пневма создает напряже-ние (τόνος) между материальными частицами, своего рода динамическое притяжение. Именно к стоическому учению о пневме, вероятно, восходят позднейшие понятия эфира и физической силы в естествознании.
Учение о материи, отличное от стоического, разрабатывается в неоплатонизме. Согласно общей для всех неоплатоников иерархической схеме, первоначалом всего является Единое (оно же «Бог» и «Благо как таковое»). Это Единое выше всякого бытия – «по ту сторону» сущего (оно так и называется – τò ἐπέκεινα, «потустороннее»; лат. – трансценденция). Единое – источник бытия, которое составляет следующую ступень в неоплатонической иерархии и называется по-разному: бытием, истинно сущим, Умом, умопостигаемым миром или идеями. Бытие существует постольку, поскольку оно едино – «постоянно взирает на Единое». Ниже бытия располагается Душа, «неделимая и разделенная в телах», двойственное существо, причастное бытию, разуму, вечности и неизменности в силу своей неделимости, причастное небытию, бессмысленности и движению в силу разделенности в телах (индивидуации). Следующая ступень вниз по онтологической лестнице – тело, телесность вообще (τò σωματοειδες), тленное, изменчивое, косное, неразумное, существующее лишь в излучении души и формы-идеи низшего порядка. Дальше вниз ничего нет. Это и есть материя неоплатоников – тот низ, «дно» онтологической иерархии, где ничего нет, не-бытие (τò μὴ ὄv). Характеристики материи – беспредельная, бесконечная, бескачественная, не су-ществующая, инертная, бессильная, вязкая, противоположность благу, источник и сущность зла. Будучи тоже в своем роде по ту сторону всего сущего, материя представляет собой, согласно Пло-тину, прямую противоположность не бытию и идее, а самому Единому-Благу. Другие неоплатоники не принимали такую концепцию двух трансцендентных полюсов и отрицали за материей само-стоятельность. Помимо этой низшей материи «дна», Плотин, а вслед за ним Порфирий и Прокл учили об «умопостигаемой материи», той, которая служит средой для умопостигаемых сущностей – первого и высшего множества. Это то самое понятие математического континуума, о котором говорил Платон, но более разработанное и детализованное. Помимо умопостигаемой материи, служащей субстратом для идей и арифметических чисел, Прокл вводит понятие материи вообра-жения (φαντασία), субстрата геометрических фигур. Общее свойство всех видов материи – материи идей, чисел, воображаемых фигур и чувственных тел – беспредельность, т.е. неопределенность, иррациональность и делимость до бесконечности.
У христианских мыслителей поздней Античности и раннего средневековья учение о мате-рии сводится к доказательству того, что материи нет, ибо Бог сотворил мир из ничего. Ни плато-новский дуализм, ни аристотелевский имманентизм для них неприемлемы. На этом настаивают Ориген, Евсевий и все каппадокийцы. Другие мыслители, пишущие на натурфилософские темы по языческим источникам (Халкидний, Исидор, Бэда, Гонорий и др.), оговариваются, что первая ма-терия, materia, то, из чего или в чем творил Создатель Вселенной, действительно есть ложная язы-ческая выдумка, но материя как беспорядочное смешение всех элементарных частиц на заре ми-ровой истории могла существовать в результате первого акта творения; именно о ней говорит Пла-тон в «Тимее» (первичное смешение треугольников до начала деятельности Демиурга-Творца), и ее называют silva – второй вариант перевода греч. ὔλη на латынь. Учение о вторичной материи – сильве – сохранялось до 13 в., соединившись позднее с атомистическими представлениями. Что касается собственно материи – materia prima, то на протяжении всего Средневековья в арабском мире, а начиная с 13 в. и на европейском Западе разрабатывается аристотелевское учение. В центре обсуждения оказываются вопросы о бытии, небытии или потенциальном бытии материи, и в связи с этим о том, что означает ее потенциальность в сравнении с действительным бытием – материальных вещей, души или вечных идей; о самостоятельности или релятивности материи; оба эти вопроса объединяются на латинском Западе в один: является ли материя субстанцией? Исследу-ются также вопросы о единстве или множественности материи (материя умопостигаемая, имаги-нативная и собственно первоматерия – субстрат тел и вещества), о материи как принципе индиви-дуации, в частности: каким образом возможны индивидуальные души, если принцип множествен-ности – материя, а души бессмертны, следовательно, нематериальны? Обсуждается также, вечна ли материя, или сотворена, или родилась естественным образом? И проблема, детально постав-ленная, но не разрешенная Аристотелем: материальны ли небесные тела, и если да, то что у них за материей? Ближе всех к Аристотелю трактовал понятие материи Фома Аквинский; с точки зрения Фомы, она не имеет самостоятельного бытия, следовательно, не есть в собственном смысле суб-станция; материя для Фомы есть прежде всего принцип индивидуации, условие возможности ну-мерического различия в вещах. Оппонентом Фомы выступил прежде всего Дунс Скот, учивший, что индивидуальные вещи – прежде видов и родов, а потому чисто нумерического отличия нет и материя не может быть принципом индивидуации. На учение Скота опирались затем номиналисты Оккам и Буридан, для которых материя – конкретная, актуально существующая вещь, само-стоятельная субстанция. Это номиналистическое понимание материи во многом определило трак-товку материи в новое время, прежде всего в естественных науках (как реально существующее ве-щество, наделенное массой и силой) и в философии Просвещения.
Основные тенденции развития учения о материи в новое время следующие: 1) Субстанциа-лизация: относительная, существующая лишь в потенции и только по отношению к форме материя аристотелевской традиции превращается в реально и самостоятельно существующую субстанцию, которая сама продуцирует все формы и процессы во вселенной и, собственно, всю вселенную и составляет. 2) Структурирование: бескачественная и бесформенная материя наделяется собст-венными, неотделимыми от нее свойствами: протяжением, инерцией, тяжестью, упругостью и/или атомистической структурой. 3) Динамизация: пассивная материя превращается в активную дви-жущую силу.
С другой стороны, прежде всего для развития понятия материи были характерны прямо противоположные тенденции: материя феноменализируется, т.е. рассматривается не как субстан-ция (сущность), а как явление; а в философии естествознания последнего времени это понятие размывается и постепенно исчезает – материя утрачивает одну за другой свои определенные ха-рактеристики, становясь бескачественным носителем атрибутов (прежде всего пространства и времени). Платонизирующие философы 16–17 вв. рассматривали материю как одно из двух извеч-ных, параллельно существующих начал. Для Дж. Бруно все субстанции восходят к двум субстанци-альным принципам: формальному («мировая душа») и материальному, который Бруно, опираясь на платоновского «Тимея», называет «вместилищем форм». Материя, по Бруно, едина, познается лишь разумом и существует одновременно и актуально, и потенциально, ибо абсолютная потенция есть акт. Будучи абсолютной, вечной, единой и неотличимой от действительности возможностью, материя у Бруно получает первенство перед формами, постоянно сменяющими друг друга в мате-рии. Содержащая в себе формы материя есть природа – прообраз и верховная сила Вселенной. Дуалистом выступает в своей рационалистической метафизике и Декарт. Но материю он толкует иначе, чем Бруно. Все сущее, по Декарту, принадлежит к одной из двух несовместимых субстанций: мыслящей (res cogitans) или протяженной (res extensa). Вторая и есть материя, сущность которой Декарт сводит к трехмерному протяжению. Все чувственно воспринимаемые свойства вещества, как твердость, вес, цвет, суть лишь случайные свойства (акциденции) материи. Будучи пассивной протяженной субстанцией материя делима до бесконечности, заполняет все пространство и остается повсюду тождественной себе.
В противовес рационалистам, для которых понятие материи играет кардинальную роль, английские эмпирики либо элиминируют его вовсе за ненадобностью, либо сводят его роль к ми-нимуму. Для Дж. Локка материя есть условное понятие, получаемое путем абстракции: если тело (вещество) есть «плотная, протяженная и оформленная субстанция» (Локк Дж. Опыт о человече-ском разуме, III, гл. 10, § 15), то за вычетом протяжения и оформленности мы получим «смутное представление» о некоей плотной субстанции, которая не может существовать реально и самостоя-тельно, будучи пассивной, мертвой и неспособной что-либо из себя породить. Дж.Беркли объявляет понятие материи ложным и ненужным: поскольку все не духовные вещи сводятся к основанным на чувственном восприятии представлениям, то материя, о которой говорят философы, должна быть источником восприятия, носителем чувственных качеств. Но источник восприятия – Бог, и посредника ему, как всемогущему, для воздействия на наши органы чувств не нужно. Такой же вторичной абстракцией является материя и у Д.Юма. В целом, начиная с античных скептиков и английских эмпиристов и вплоть до современных философов естествознания, понятие материи исчезает там, где исчезает потребность понять мир как единство.
Наиболее последовательным аристотеликом в Европе нового времени (хотя и с оговорка-ми) следует считать Г.В.Лейбница. Вслед за Фомой Аквинским он считает материю прежде всего принципом индивидуации. В этом своем качестве материя первична по отношению к пространству и протяжению, в то время как для Платона, Плотина, Бруно, Торричелли, Декарта она и есть про-странство. Для Лейбница первая материя, познаваемая лишь путем метафизической рефлексии, есть «пассивная сила», в отличие от «активной силы» – формы. Свое учение о materia prima Лейб-ниц считает адекватным изложением аристотелевского учения о первой материи; однако понятие «сила» (лат. potentia, греч. δύναμις) означает для него уже не «возможность», противоположную действительности, реальному бытию, а «способность к действию». Первичные, неотделимые свой-ства материи – непроницаемость и инертность. Именно с помощью этих свойств Лейбниц объяс-няет роль материи как физического принципа индивидуации (для Аристотеля и Фомы этот прин-цип был прежде всего логическим). Бесчисленное множество монад не сливаются друг с другом физически, поскольку они непроницаемы, и составляют непрерывный континуум, поскольку каж-дая в отдельности не имеет протяжения; так возникает пространство. Агрегат монад обладает мас-сой, поскольку они инертны, и называется телом, или веществом.
Французский материализм 17 в. обязан своим учением о материи механистическим и ато-мистическим воззрениям, преобладавшим в естественных и прикладных науках того времени. Но-воевропейский материализм должен был иметь и внеэмпирические, общеметафизические и даже религиозные корни. Как и для стоиков, материя для новых материалистов едина, вечна и состав-ляет все, что существует в действительности. Все, что не материя, – вторично либо иллюзорно. Как и у стоиков, материалистический монизм французских просветителей неотъемлем от всеобъем-лющего рационализма и религиозного имманентизма (материя и есть бог), что сообщает учению о материи тех и других подлинно религиозный пафос. Материя, или природа, по выражению П.Гольбаха, «есть великое целое, вне которого ничто не может существовать» (Гольбах П., Избр. произв. в 2-х тт., т. 1. М., 1963, с. 75). «Способ существования материи – движение», которое проис-ходит «из внутренне присущей материи силы». Все, что мы воспринимаем и мыслим, включая нас самих и наше мышление, – модификации той же единой материи и ее движения. Материя беско-нечна как в пространстве, так и во времени, протяженна, делима, непроницаема, способна прини-мать любые формы, которые сама же и продуцирует.
Под влиянием эмпирической философии и естествознания сложилось феноменалисти-ческое учение о материи И.Канта. Уже у предшественников Канта, Хр.Вольфа и А.Баумгартена, понятие материи рассматривалось как применимое только к области явлений; однако сами явления еще требовали рационального обоснования в виде более простых субстанций. Кант редуцирует эту основу явлений к полностью непостижимому для нас (т.е. нерациональному) трансцендентальному объекту («вещь в себе»), к которой уже неприменима категория субстанции. По выражению Канта, материя есть «субстанция явления», но не явление субстанции. Будучи явлением, материя существует в нас, она зависит от существования познающего субъекта, однако представляется чем-то внешним, объективным: она есть «чистая форма, или известный способ представления неизвестного предмета с помощью того созерцания, которое мы называем внешним чувством». Материя есть то, что наполняет пространство; протяженность и непроницаемость составляют ее понятие. Материя, по Канту, – это высший эмпирический принцип единства явлений, но принцип не конститутивный, а регулятивный: любое реальное определение материи может рассматривать-ся как выводимое из чего-то другого. Иными словами, материя не обладает реальностью априори, но только эмпирической реальностью; ее существование не необходимо. Пространство предшест-вует материи, и ее понятие нужно нам лишь для обозначения того, что существует в пространстве. Чтобы заполнить пространство, материи нужны две основные силы: репульсивная (сила отталки-вания), она же экспансивная (сила распространения вширь), – основа ее протяженности и непро-ницаемости; сила притяжения противоположная первой, – основа ее ограниченности и измеримо-сти. Кантовское учение о материи представляет собой следующий шаг в направлении, заданном эмпиристами, – к устранению понятия материи, из философии, к замене его, как в современной физике и философии естествознания, понятиями пространства и времени как более адекватными и содержательными. Однако непосредственные наследники Канта – немецкие идеалисты – в этом отношении вернулись назад, к прежним категориям греческой и новоевропейской метафизики; поскольку для метафизической системы, объясняющей мир в его единстве, понятие материи необ-ходимо.
Фр.Шеллинг в ранних работах развивает кантовское учение о силах отталкивания и при-тяжения как двух принципах реальности, или формах материи. Позже у Шеллинга появляется «синтетическая сила» – сила тяжести, как конструирующий материю момент. Сила тяжести, или материя, – это проявление спящего Духа; материя – есть «дух, рассматриваемый в равновесии своих деятельностей». Реальность, бытие – это не дух и материя, ибо оба они – два состояния одно-го бытия: материя «сама есть угасший дух, или наоборот: дух есть материя в становлении».
Для Гегеля материя есть «первая реальность, наличное для-себя-бытие; она – не просто аб-страктное бытие, но позитивное существование пространства, как исключающего другое простран-ство». Гегель диалектически развивает понятие материи из противоположности двух абстракций – положительной абстракции пространства и отрицательной – времени. «Материя есть единство и отрицание этих двух абстрактных моментов, первое конкретное». Т.о. она отмечает границу, пере-ход из идеальности в реальность. Сам переход, «движение есть процесс – переход из пространства во время и обратно: напротив, материя, как отношение пространства и времени, есть покоящаяся самотождественность». Существенные определения материи составляют диалектическую триаду (отталкивание – притяжение – тяжесть). Тяжесть и есть, по Гегелю, субстанциальность материи: именно тяжесть выражает «ничтожность вне-себя-бытия материи в ее для-себя-бытии, ее несамо-стоятельность».
Физическое понятие материи довольно существенно отличается от онтологического поня-тия. Оно складывается со становлением экспериментального естествознания 17 в. под влиянием как философских представлений, так и ради нужд эксперимента. Для Галилея первичные качества материи – это ее арифметические (исчислимость), геометрические (форма, величина, положение, касание) и кинематические (подвижность) свойства. Кеплер усматривает в материи две изначаль-ных, диалектически противопоставленных силы: силу движения и силу инерции. В классической ньютоновской механике основные свойства материи – это инерция (инертная масса), способность сохранять состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, и тяжесть – способность тяжелых масс взаимно притягиваться по закону гравитации. Материи противопоставляется энер-гия – (-)способность совершать механическую работу, или проявлять силу в движении. Другие признаки материи: сохранение массы во всех физических и химических процессах; тождество инертной и тяжелой массы, отличие материи от пространства и времени.
Уже у Лейбница и Канта материя оказывается полностью сводимой к проявлениям силы. У Канта она зависима от пространства и времени как первичных форм чувственности. К нач. 20 в. понятие материи как носителя массы, отличного от силы и энергии, с одной стороны, от простран-ства и времени, с другой, – расшатывается. В частности, напр., сам процесс взвешивания, сведение массы к весу, устраняет барьер между инертностью как признаком вещества и силой. Уже второй закон Ньютона определяет массу через соотношение силы и ускорения. Открытие неевклидовых геометрий поставило вопрос об их физическом смысле и сделало проблематичным физическое понятие пространства. Кроме того, предпринимались попытки объяснить массу как чисто элек-тромагнитно-индуктивный эффект, причем масса должна рассматриваться в этом случае как ве-личина, зависимая от скорости. Наконец, теория относительности Эйнштейна поставила массу в окончательную зависимость от скорости. Масса и энергия в формуле Ε = mc2 эквивалентны друг другу и взаимозаменимы. Закон сохранения действителен теперь лишь применительно к «сумме» массы и энергии, т.н. «массэнергии». В то же время пространство, или пространственно-временной континуум, утрачивает «онтологичекое» отличие от материи. И то, и другое рассматри-ваются теперь как различные аспекты той же реальности и, в конечном счете, отождествляются. В современной физике не сохранилось ни одного из классических определений материи. Однако как философия, так и физика предпочитают обходить это ставшее неопределенным и темным понятие, заменяя его другими – пространство-время, хаос, система и др.